Игральные карты в судьбе Некрасова
Так уж случилось, что тема пагубного влияния карточных игр на судьбу писателя в большей степени связывается у нас с такими фигурами, как Пушкин или Достоевский. Между тем многие, если не все аспекты творчества другого выдающегося художника слова и редактора знаменитого журнала «Современник» — Николая Алексеевича Некрасова — могут быть объяснены только в связи с его многолетним пристрастием.
Стоит отметить, что Некрасов никогда не делал секрета из предмета своей страсти. Так, Чернышевский, в весьма нежном возрасте прибывший в Петербург и рекомендованный Некрасову в качестве литературного сотрудника в журнал, был просто потрясен исповедью своего будущего работодателя. «Видите ли, — заявил Некрасов, — я играю в карты, веду большую игру. В коммерческие игры я играю очень хорошо, так что вообще в выигрыше. И пока только играю в коммерческие игры, у меня увеличиваются деньги. В это время и употребляю много на надобности журнала. Но не могу долго выдержать рассудительности в игре; следовало бы играть только в коммерческие игры; и у меня теперь были бы уж очень порядочные деньги. Но как наберется у меня столько, чтоб можно было играть в банк, не могу удержаться...»
Здесь необходимо дать несколько пояснений. В России середины XIX века «чистая» публика предпочитала занимать досуг так называемыми коммерческими играми, как то: преферанс, ломбер, вист. Они требовали сметки, рассудительности, твердой руки. Подобная игра занимала, как правило, несколько часов. Конечно, проиграться — и сильно — можно было и за ломберным столом, но, увы, любители более сильных ощущений больше склонялись испытывать благосклонность судьбы, играя в штос или ландскнехт. (В свое время тот же Пушкин умудрился проиграть в штос 4-ю главу «Евгения Онегина» — и где! — на постоялом дворе близ Пскова случайным попутчикам.)
Но мы немного отвлеклись. Вернемся в 1853 год: юноша Чернышевский с трепетом слушает рассказ Некрасова. «Играя в банк, — говорит редактор и соиздатель популярнейшего среди образованной публики журнала, — я каждый раз проигрываю все, с чем начал игру, и принужден брать деньги из кассы журнала или у его кредиторов». Кстати, подобная искренность вряд ли обманывала искушенного человека. Весь литературный Петербург знал, что «Современник» держится только за счет фантастического числа подписчиков.
Некрасов был много должен владельцу типографии Працу и, следовательно, не мог отказаться от услуг последнего. Между тем расценки Праца были велики даже для столичного издателя Неоднократно Некрасов отказывал сотрудникам в своевременной выплате жалованья, поскольку касса была пуста. Больше того, именно страсть к игре стала косвенной причиной трагического разрыва Некрасова и Герцена. Дело в том, что Некрасов как-то оказался замешанным в темную историю с векселем на круглую сумму — долговая расписка была выдана Огаревым его бывшей жене, но ввиду кончины последней вексель не был своевременно востребован. Авдотья Панаева, гражданская жена Некрасова, считалась в числе поручителей по этому делу. Пока же соратник Герцена из-за границы выяснял судьбу заложенного по этому векселю имущества, «доброжелатели» распустили слух, что-де Некрасов успел промотать в банк тридцать тысяч рублей без ведома Панаевой. Эта клевета преследовала Некрасова многие годы. Даже клевреты III Отделения, тогдашней тайной полиции, оставили в личном деле Герцена такую заметку: «Герцен не принял Некрасова потому, что тот должен Огареву».
В другой раз Некрасов чуть было не повернул вспять не то что литературную, но — политическую историю страны! Случился этот казус летом 1863 года и вот при каких обстоятельствах. Некрасов лично повез рукопись романа Чернышевского «Что делать?» в типографию, где верстался свежий номер «Современника». Тезка Некрасова тогда находился под арестом в Петропавловской крепости. Редакция оправданно ожидала повышенного интереса читателей к произведению опального автора. Но, приехав в типографию, Некрасов к своему ужасу обнаружил, что пакет с ценной рукописью выпал из дрожек. Немедленно было составлено объявление в газеты, назначено крупное вознаграждение и т.д. Далее предоставим слово очевидцу: «В тот день, по обыкновению, Некрасов обедал в Английском клубе, потому что там после обеда составлялась особенная партия коммерческой игры, в которой он участвовал. Он хотел остаться дома, но за ним заехал один из партнеров и почти силою увез с собой». Конечно, нашедший рукопись человек пришел в отсутствие Некрасова, означенной суммы вдруг в доме не оказалось, спешно послали в клуб и, на счастье Некрасова, смогли расплатиться.
Конечно, как и все игроки, вернее, большие игроки, Некрасов разработал собственную философию удачной игры. Причем в течение жизни эти воззрения неоднократно менялись, пропитываясь все большим и большим цинизмом. Свою тактику Некрасов объяснял в следующих выражениях: «За картами я еще притупляю мои нервы, а иначе они бы меня довели до нервного удара. Чувствуешь потребность писать стихи, но знаешь заранее, что никогда их не дозволят напечатать». Небезызвестный критик Скабичевский услышал другое: «Я в начале года, — вешал Некрасов, — откладываю тысяч 20 и это моя армия, которую я так уж и обрекаю на гибель. Начинаю я играть, допустим, что нечасто, проиграю я тысячу, другую, третью, — я остаюсь спокоен, потому что деньги я проигрываю не из своего бюджета, а как бы какие-то посторонние... Положим, что играю я в штос. Вижу — в штос мне не везет. Тогда я бросаю его — принимаюсь за ландскнехт. Играю в него неделю, месяц... Верьте моему опыту, что каждый данный момент существуют для вас две игры: одна — безумно-счастливая, другая — напротив того».
Достоевский, знавший Некрасова в юности, убежден, что тяга к азартной игре — не что иное, как отпечаток тяжелых молодых лет поэта. Приехав в столицу неполных 18, сын отставного ярославского майора «восемь лет боролся с нищетой, видел лицом к лицу голодную смерть, в 24 года уже был надломлен работой из-за куска хлеба». Много позже, когда поэтический дебют принес Некрасову немалый денежный доход, а издание альманахов и журнала — положение в обществе и уважение товарищей по литературному цеху, карточная игра стала, вероятно, подсознательным залогом самообеспечения. Так, современники единодушны в том, что пробивание в печать какой-нибудь злободневной статьи было для Некрасова не меньшим счастьем, нежели с трудом взятый охотничий трофей.
К сожалению, много лет тема Некрасова-игрока у нас почти замалчивалась. Еще бы — горестный защитник крестьян мало сочетался с жестким работодателем, отказывавшим порой своим сотрудникам в дополнительных средствах. Так, однажды, некто Игнатий Пиотровский умалял Некрасова выплатить ему сколько-то денег вперед; Некрасов отказал, хотя юноша обещал покончить с собой в случае отказа и сдержал слово. С одной стороны, мы видим автора незабвенных строк «Кто живет без печали и гнева, тот не любит Отчизны своей», с другой, тысяча золотых, проигранных за неполный час, — и кому? — отставному гусарскому поручику Антипову, не пожелавшему даже дать поэту возможность отыграться. С одной стороны, перед нами тонкий лирик, с другой, циничный знаток темных сторон человеческой натуры, убеждавший студентов, намеренных «под честное слово» разделить выигрыш от купленного вскладчину лотерейного билета: «Честное слово ничему не поможет, когда получите выигрыш в руки».
С годами Некрасов приобрел некоторую опытность и действительно проигрывал значительно меньше. К тому же подписка на «Современник» с каждым годом увеличивалась: Некрасов мог не опасаться проиграть последние деньги; прежде бывало, он намеренно брал крупные суммы из редакционной кассы «на счастье». Разминаясь в преферанс, поэт легко, с первого взгляда выделял среди игроков людей с длинными ногтями, суть начинающих шулеров, пытавшихся незаметно отмечать ногтем нужную карту. Понятно, что появившееся хладнокровие не способствовало более чуткому отношению Некрасова к друзьям и знакомым. Афанасий Фет, квартировавший тогда в городских апартаментах Некрасова — дело было летом, петербуржцы разъехались по дачам, — видел, как хозяин регулярно наезжал сыграть партию-другую в клубе, и был вынужден одолжить Некрасову тысячу рублей наличными совершенно без надежды вернуть. Фет уезжал в полк, и отсутствие подъемных причинило бы сильнейший ущерб его репутации. К радости Фета гостеприимный хозяин буквально чудом отыгрался и вернул деньги.
Было бы слишком жестоко осуждать столь страстную привязанность нашего славного поэта. В конце концов, именно сильные ощущения, полученные Некрасовым за столом зеленого сукна, волшебным образом переплавлялись в пронзительные и возвышенные строки хорошо известных нам стихов. Когда б мы знали, из какого сора...
