Об истории с пасхальными яйцами еще долго вспоминали в игроцких компаниях. И как обычно бывает, дополняли ее новыми захватывающими подробностями. Человек, напрямую связанный с этой историей, имел известность как владелец ювелирной фирмы с мировым именем.
В тот вечер, о котором пойдет речь, Карл Фаберже подъехал к Владимирскому клубу в двух экипажах. В первом он вез Елену Нарышкину, блистательную красавицу, служившую у него «дамой для раздачи подарков». Во второй пролетке следовал жандармский капитан Перегудов, не выпускавший из рук увесистую малахитовую шкатулку.
Капитан остался внизу, а Фаберже с Нарышкиной поднялись по мраморной лестнице в ярко освещенный зал. Карл Густович взглянул на часы. До торжественного закрытия международного турнира по шахматам оставалось два часа. «Приеду к сроку, а пока перекинусь в баккара», — с удовольствием подумал ювелир. Он подозвал лакея и заказал столик с фруктами и шампанским.
Пока Елена усаживалась, к ним подошел известный игрок Павел Колпинский. Поклонившись, он предложил Фаберже сыграть в игру, которую тот сам выберет. Ранее они уже сражались в штоссе и дважды счастье было на стороне Фаберже. Но не деньги были нужны ювелиру. Тщеславие — черта художника — подталкивало его на новую дуэль с одним из сильнейших игроков столицы. Одолеть его в третий раз — это было бы славно!
- Очень мало времени, — как бы раздумывая, отвечал Фаберже, — но часок в баккара или покер, пожалуй, сыграю.
- Пусть покер. Вас устроит, если чипс будет равен одному золотому, а высшая ставка — не более пятисот?
Ювелир погладил окладистую бороду и покровительственно кивнул:
- Попросите устроить рядом еще один столик. Я не хочу удаляться от дамы.
Минут через двадцать он уже крупно проигрывал. Однако Карл Густович был подчеркнуто весел. Он верил, еще пара сдач — и «фишка» повалит. Не зря же его называют в этом клубе «счастливчиком». Наконец он получил на руки королевскую тройку и резко повысил банк. «Вышибать на входке» давно стало его коронным приемом.
Колпинский задумался. Среди пяти карт он имел сиятельнейшую тройку тузов, но не был уверен, что эта комбинация — выигрышная. «Вот чертов старик, — с досадой думал игрок, — выкинул на стол четыреста золотых, словно горсть семечек. А для меня это — деньги. Может, не связываться, спасовать и точка? Но вдруг у него карта слабее»?
Павел Колпинский вот уже месяц числился в богатеях. На семь тысяч он обыграл помещика Борового и купил в Лахте, на берегу залива, великолепный дом.
«Смешно пасовать на тузовой тройке, — решил Колпинский. — Мандраж в игре — последнее дело. К тому же посмотрим, сколько прикупит партнер. А если скажет «серви»? Тогда снова туман...»
Он отсчитал деньги и положил в банк. Пару ненужных карт отбросил на край стола. «Вхожу. Пожалуйста, две самых лучших...»
Столько же обменял и банкир. «Если старик ничего не купит, я стою посильнее...» Но Фаберже купил пару десяток. Фул! Он почувствовал, что побеждает: «Не придет же к партнеру каре!? А чтобы купить фул старше королевского, надо иметь воловье счастье...» Улыбнувшись Елене, ювелир выложил в банк «потолок» — пятьсот рублей золотом.
Колпинский еще не видел купленных карт. По привычке он тянул их за уголок, получая от этого процесса огромное удовольствие. Но вот приобретенная карта чуть выдвинулась из-за плеча товарки. Дама червей... Теперь Павла устраивала либо еще одна дама, либо четвертый туз.
Фаберже пристально взглянул на партнера, но тот оставался невозмутимым. «Пятьсот мирю и столько же сверху», — сухо сказал Колпинский. Неожиданно он улыбнулся. Ему пришла в голову мысль, что каждая пятисотка — это десять коров в отцовской деревне.
«Улыбается. Да ведь это наивно, — анализировал ювелир, — когда карта великая, изображают скромников. А так, похоже, блефует...»
Он достал бумажник и с удивлением обнаружил, что наличные деньги кончились. «А, черт, взял мало. Игра-то только развернулась». Карл Густович поманил пальцем старшину клуба. «Позови, любезнейший, моего капитана. Он в серой карете». Когда появился Перегудов, ювелир, не глядя на него, произнес:
- Поезжай домой, возьми у управляющего деньги, ну, тысяч десять возьми... И тотчас возвращайся. А шкатулку оставь.
Но тут вмешалась Нарышкина:
- Карл Густович, нам через час вручать призы в дворянском собрании. Капитан просто не успеет.
- Хорошо, — раздраженно ответил Фаберже. — Но я должен в банк пятисотку. Если партнер не возражает, то поставлю на кон предмет, который стоит не менее.
Он потянул из рук капитана малахитовую шкатулку, открыл её... и перед глазами обступивших болельщиков предстали двенадцать яиц, обрамленных золотой вязью. Через час ювелир намеревался подарить их великим шахматистам — Э. Ласкеру, X. Капабланке, А. Алехину и другим участникам знаменитого санкт-петербургского турнира. Позже он даже себе не мог объяснить, как на такое решился... А сейчас он взял первое из ряда пасхальных яиц и поставил его рядом со стопкой банкнотов:
«Идет за пятьсот?» А про себя решил, что, как только заберет этот банк, так игре точка. Тут же и уедет. Не проиграет же он с королевским фулом!
- Вы мирите? — тихо спросил Колпинский.
- Да, я больше не повышаю. — И ювелир выложил на сукно трех королей и пару десяток.
- Сильна ваша карта, однако моя покруче, — как бы извиняясь, проговорил партнер. Он откинул в сторону даму червей, а затем поочередно выложил четыре туза.
- Каре тузов! — воскликнул кто-то из болельщиков.
Все вокруг взволнованно заговорили. А Фаберже молчал, не отрывая взгляд от четырех карт. Он холодно оценивал возникшую ситуацию. Одно его творение проиграно, и теперь он не мог появиться на закрытии турнира с неполным комплектом. Выходило, надо отыгрываться.
Между тем, рядом с Колпинским возник его верный «поддужный» Данилка Паук. Впрочем, у проигравшегося в пух и прах бывшего купца была какая-то фамилия. Но кличка «Паук» прижилась в клубе за его вечные вымогательства в игре и в буфете, да и вообще за скверный характер. И сейчас он с издевкой обратился к ювелиру:
- Вы потрясены, уважаемый господин Фаберже? Действительно, редкое невезение... Такой замечательный фул вчистую побит. И как это вас угораздило нарваться на четыре туза?!
Фаберже пропустил насмешку, как говорят, между ушей. Данилку он презирал. Но у него рождалось непреодолимое желание отыграться. И не только отыграться, но и выиграть. Показав на малахитовую шкатулку, он спокойно сказал:
- У меня еще одиннадцать ставок. Предлагаю увеличить «потолок» вдвое. Игра еще не окончилась...
Слух о том, что знаменитый ювелир Фаберже проигрывает в покер Колпинскому, быстро облетел залы Владимирского клуба. Наверх потянулись свободные от игры господа. Они столпились не только у столика, где шла титаническая схватка, но стали плотной стеной за вторым столом, где ни жива, ни мертва, сидела Елена Нарышкина: «Боже, что он делает? Через полчаса надо быть в Собрании, приедет губернатор, масса знатных гостей... Еще вчера в столичных газетах говорилось о великодушном даре Фаберже, а он уже шесть изделий проиграл этому нахалу. Что же теперь будет?»
Обычно, характер игрока проявляется в несчастливой игре. Именно тогда многие теряют и выдержку и достоинство. Все худшие качества лезут наружу. Но нет правил без исключения. Бывает, что корректный и даже уступчивый человек становится жестким и беспощадным, когда побеждает. Плывущий в руки «презренный металл» пробуждает в нем необузданную алчность. Этому прискорбному недостатку был подвержен и Колпинский. Стоило Данилке Пауку что-то нашептать на ухо, как он с улыбкой обратился к Карлу Фаберже:
- Дорогой ювелир! Не скрою, хочется выиграть эти великолепные пасхальные яйца. Однако карты переменчивы, как красавицы. И я прекращаю игру. Впрочем, можем продолжить. Если вы прислушаетесь к совету моего друга... Ставим в каждый банк по тысяче, но я себе карт не сдаю. Считаем, что у меня пара тузов. Побьете их на своих пяти картах с обменом или без него — ставка ваша.
Предложение было явно неприемлемым. На колоде в пятьдесят два листа, при игре без джокера, шансы Колпинского были раза в два выше, чем у партнера. Даже болельщики зашумели возмущенно. Как, мол, он посмел предложить такое уважаемому Фаберже...
Конечно, в другой ситуации Карл Густович с негодованием отверг бы это грабительское предложение. Но за полчаса до вручения призов он был вынужден согласиться.
- Идет, — ледяным тоном ответствовал Фаберже, прекрасно сознавая, что делает шаг в пропасть. — Только будем ставить по полторы тысячи. Вот в этой шкатулке еще полдюжины пасхальных яиц. Как раз на две ставки.
Колпинский кивнул и сдал партнеру пять карт. Найдя в них пару восьмерок, Карл Густович прикупил «три разных». Условленную пару тузов он не перебил и проиграл куш. На следующей (последней!) сдаче ему выпала пара королей. В прикупе оказались валет, туз и четверка. Мимо! Шкатулка опустела, и тогда Фаберже понял, что натворил...
В этот момент все обернулись к Елене Нарышкиной. Она держала в руках колье, которое секундой раньше сверкало на ее груди. Весь Петербург восхищался этой фамильной реликвией. Все знали, что оно стоило не менее пятнадцати тысяч золотом.
- Игра не окончена, — небрежно произнесла Нарышкина, поставьте это в банк, Карл Густович, я верю в вашу удачу...
Фаберже с изумлением посмотрел на нее. Потом покачал головой. Но Елена уже бросила на стол скрепленные золотыми нитями камни. — Ради всего святого, не обижайте меня отказом.
- Я оценю эту вещь в десять тысяч, не более, — жестко сказал Колпинский.
Фаберже показалось, что ему нанесли пощечину. Однако он взял себя в руки... — Как скажете. Вам диктовать сегодня. Но играем в один удар...
При гробовом молчании зала Колпинский сдал пять карт. В душе он насмехался над ювелиром: «Эх, вслед за колье твою бы пассию выиграть... Вон и Данилка подмигивает, жми, мол, Павел! Да на таких условиях весь город обыграть можно!»
Фаберже открывал карты... Одну за другой. После первых двух (ему выпали красные пятерки) он сделал паузу и перевел дух. Третьей картой оказался валет, четвертой — десятка. Теперь все решала пятая карта. Ну-ка, голубушка... Открылась десятка. Две пары! Колпинский несдержанно чертыхнулся. Впервые условленная пара тузов проиграла. Павел сложил в шкатулку двенадцать пасхальных яиц и сдвинул все к ювелиру. «Это шесть тысяч. Получите еще четыре».
- Бывает, — ободрительно изрек Паук, — но два раза подряд нашему визави не выиграть.
- Идет еще? — с тревогой спросил Колпинский. Больше всего он боялся, что ювелир одумается и бросит игру. А Фаберже был в растерянности от привалившей удачи. Но пока он раздумывал, Елена твердо сказала:
- Идет еще!
Партнер поклонился, дождался съема и сдал новый квинтет карт. Все пять оказались разными. Что же менять? Почувствовав нерешительность патрона, Елена тихо сказала: «Оставьте старшую — благородного короля. Он очень похож на вас». Карл Густович так и сделал. Четыре фоски он обменял и получил... еще двух королей и пару десяток. С такого же королевского фуля начались сегодня все неприятности. Но теперь боги вознаградили его!
Побледневший Колпинский долго отсчитывал деньги. От выигрыша (увы, так бездарно утраченного!) оставались всего три тысячи — их он отдал легко. А вот семь тысяч пришлось добавлять из кровных. В один миг он спустился с небес на землю. Нарышкина грациозно защелкнула на шее колье, и Павел понял, что игра окончена. Фаберже поклонился партнеру, а затем обратился к Елене:
- Осталось пять или шесть минут, чтобы домчаться до дворянского Собрания. Едем скорее! — Уже на лестнице он взял ее за руку:
- А все-таки забавная штука — карты! Напрасно мы думаем, что в них играем. Это они делают с нами, что захотят.
