В туристическую поездку на теплоходе с заходом в порты Болгарии и Румынии попал я, занимаясь в институтском профкоме спортивно-оздоровительной работой, не случайно. Состав группы долго рассматривался парткомом и утверждался где-то в верхах. Было время Горбачевской оттепели — конец 80-х. Инструктаж перед поездкой проводили два сотрудника КГБ из районного (были тогда и такие) отделения, один из которых перед этим проработал в нашем же институте лет шесть, а теперь «официально» курировал работу с секретными документами.
Экипирован в поездку был каждый блоком сигарет, двумя бутылками «Столичной» и деньгами. 400 рублей для обмена «в стране временного пребывания» на болгарские левы или румынские леи старшему группы сдал каждый. Старшая группы — Ленка Зайцева — председатель институтского профкома, носила десять тысяч рублей и какие-то чеки на груди, в большой черной сумке, продев в ее ручку голову, и судорожно вцепившись в сумку обеими руками. Оставить сумку без внимания хоть на минуту было нельзя.
В Варну мы прибыли часов в 10 утра и вся наша группа разбрелась по местным магазинчикам. Большой, с переливающимся голубым циферблатом «Ориент» привлек мое внимание сразу. В пересчете на «советские» он стоил 135 рублей. На моей руке были такие же часы, приобретенные в одесской комиссионке за 280 рублей, и бывшие предметом постоянной зависти отца. Предвкушая вручение отцу «заморского» подарка, я заплатил за часы без колебаний. Часы эти механические, самозаводящиеся от движения руки. Чтобы они не останавливались я надел купленный «Ориент» на правую руку. Теперь на каждой руке у меня были часы и я поглядывал на них по-очереди. Кроме часов купил я два «роскошных» пушистых, рыжего искусственного меха, покрывала, которые мне упаковали в большой тюк. Из четырехсот рублей оставалось не больше пятидесяти.
В Бухаресте мы оказались к вечеру. В Румынии был энергетический кризис. Улицы были темными. Телевидение начинало работать в девять вечера, причем из часовой программы минут 40 рассказывалось о том, как провели день Николае Чаушеску и его жена — доктор «honoris causa» — Елена Чаушеску. Утро началось экскурсией по городу и посещением музея подарков семье диктатора. Поразили километровые очереди на автозаправках — таких я никогда не видел. После обеда официальная часть экскурсии была исчерпана и нас отпустили побродить по городу. То и дело подходили к нам местные мальчишки, выпрашивая сигареты. Со стороны западных стран Румынии была объявлена экономическая блокада. Импортных товаров в стране не было. Пачка местных сигарет стоила около двух рублей, а мы курили болгарские «Родопи» по 30 коп. за пачку.
Будучи добропорядочными советскими туристами, мы, почти всей группой, направились в центральный универмаг Бухареста. В четырехэтажный универмаг я входил с часами на каждой руке и болтающимся на шее «Зенитом ТТЛ» с здоровенным телеобъективом. Фотоаппарат нацепила мне Ленка, занятая общественной кассой. Универмаг поразил темнотой. Лампочками, ватт по 15, освещались отдельные витрины. Общего освещения в торговых залах не было. Группа растворилась в темноте огромного универмага сразу. Надо сказать, что у меня свой метод посещения крупных магазинов. Обычно я поднимаюсь на верхний этаж и обхожу все отделы по «правилу правой руки». Таким способом можно не спеша все посмотреть и ничего не пропустить.
Худощавый парень цыганской наружности пристал ко мне, когда я спускался с четвертого этажа, на площадке между этажами. Остановив меня, он начал тыкать пальцем то фотоаппарат, то часы, малоразборчиво гортанно приговаривая «продай, продай». Продавать я ничего не собирался. Взятые с собой из Союза водку и сигареты мы продали оптовику еще в болгарском порту. Чтобы отвязаться, на международном языке жестов спросил, какую сумму парень предлагает за часы. Парень написал на стенке пальцем 2500, показал вынутую из бумажника толстенную пачку замусоленных румынских лей и вопросительно посмотрел на меня. В пересчете на рубли сумма составляла около 300 рублей. Я решительно зачеркнул 2500 и написал рядом 5000. Продававшаяся на 4-м этаже довольно приличная меховая шуба стоила 3800. Парень заметно оживился и подозвал мужчину в соломенной шляпе. Они начали быстро-быстро о чем-то говорить по-румынски. Мужчина достал блокнот и написал «Оrient» — 3200 ?». Я, взяв у него ручку, написал в его блокноте 4700. Мужчина разочарованно отвернулся и опять начал о чем-то быстро говорить с худощавым парнем. Три раза эти двое пристально рассматривали мои снятые с руки часы, которые я показывал им, продев палец в кольцевой браслет, и не выпуская часы из рук. Еще через минут десять мы «столковались» на цене 4000 лей. Я начал прикидывать, на которую из наших девчонок примерять шубу.
Спустились на третий этаж. Парень отозвал меня в совсем уж темный угол у лестницы запасного выхода и достав деньги из громадного бумажника начал их отсчитывать. Румынские леи были в купюрах по 20, 50 и 100 лей. Размером купюры были примерно раза в полтора больше американских долларов. Браслет часов опять был защелкнут на моей правой руке. Отсчитав 4000, парень передал мне деньги, чтобы я пересчитал их.
И, вдруг, на меня как нашло просветление. Зачем эти двое покупают часы явно дороже их стоимости? Что-то здесь не так! Худощавый парень стоял ко мне чуть боком, держа в руках свой большой бумажник. Мужчина в соломенной шляпе стоял чуть поодаль. Я уже начал соображать, что туристов с нашего теплохода в универмаге около ста человек, и, стоит мне только позвать на помощь, вокруг немедленно соберется толпа наших. В чем же дело? — лихорадочно думал я. Все происшедшее дальше я помню и сейчас с почти фотографической точностью.
Я пересчитал деньги — их оказалось 4120 лей. Не подавая вида, что парень ошибся, я уже собрался засунуть их в карман. Вдруг парень взял деньги у меня из рук, и начал пересчитывать их еще раз. Считал он деньги, положив их на бумажник, который держал горизонтально в левой руке. Придерживая пачку денег на бумажнике большим пальцем левой руки, правой рукой он перегибал отсчитываемые купюры. Все стало ясно. Старательно отводя глаза от денег, я расстегнул часы и начал совать их парню в руки. Парень оторопел и, отталкивая часы, продолжал считать деньги. Я «уронил» часы и, нагнувшись, успел поймать их в сантиметрах двадцати от пола. Вторую пачку денег, которую парень держал четырьмя пальцами левой руки под бумажником, несмотря на «никакое» освещение я успел рассмотреть совершенно отчетливо. Эту, вторую пачку парень намеревался отдать мне за часы.
Я стал совершенно спокоен. Небрежно держа в руке часы, я подождал пока парень закончит пересчитывать деньги. Парень, отслюнил от пачки «лишние» 120 лей, укоризненно посмотрел на меня и потянулся за часами. Я надел часы на руку, защелкнул браслет и двумя руками выхватил из рук парня бумажник вместе с двумя пачками денег. Это явилось для парня полной неожиданностью. Взяв в правую руку верхнюю пачку с 4000 лей, я очень медленно перед носом у парня перевернул его бумажник, показывая ему вторую пачку. Смотрел я при этом парню прямо в глаза. Затем я отдал парню бумажник с «нижней» пачкой денег, отсчитал из 4000 лей четыре бумажки по 50 лей и засунув 200 лей в нагрудный карман летней тенниски, вернул парню остальные деньги. К нам подошел мужчина в соломенной шляпе. Я, тыкая несколько раз себя в грудь, произнес слово «Одесса». По-русски эти двое не понимали ни слова. Я взял из рук парня его бумажник, и переворачивая его туда-сюда, обращаясь к мужчине, указал на парня. Тыкнув его пальцем в грудь я сказал — «мастер». Затем, продолжая переворачивать бумажник, я указал на себя и несколько раз произнес «Гросс мастер», «Одесса», «Гросс мастер». Наконец-то до них дошло, что номер не удался. Еще через минут пять мне удалось объяснить им, что «конфискованные» 200 лей — это мой «бонус» — премия за причиненное ими беспокойство.
Пожав друг другу руки и закурив мои «Родопи», мы выпили по чашке кофе у буфетной стойки универмага. За кофе платил я.
Когда наша группа собрались на первом этаже перед выходом из универмага, парень опять подошел ко мне, и, на довольно приличном русском языке, снова предложил мне продать ему часы за 1500 лей:
А.М.